Влияние историографии и общественного дискурса об убийстве семьи Николая II на содержание видеоигр с историческим сюжетом

Abstract

Исследование посвящено теме влияния историографии убийства семьи Николая II и порожденного ею дискурса на образы в исторических видеоиграх. В качестве конкретного исследовательского кейса нами выбрана игра Assassin‘s Creed Chronicles: Russia. Методология работы построена на комбинации сравнительного и структурного анализа. Эмпирическая база исследования фундирована за счет привлечения оригинального игрового контента и редкой литературы, в том числе работ представителей белой эмиграции. Автор приходит к заключению, что создатели игры использовали в качестве первоосновы сюжета произведения ряд историографических концепций, предполагающих причастность к цареубийству тайных обществ глобального характера. Однако они отказались обращаться к таким элементам «конспирологических» направлений в историографии, как ритуальный характер преступления, заинтересованность внешних акторов в уничтожении Российской империи, а также связанных с нею моделей социально-экономического и культурного развития. Последнее объяснялось в первую очередь маркетинговыми соображениями, структурой целевой аудитории и стремлением избежать обвинений в разжигании антисемитизма.

This study is devoted to the influence of the historiography of the murder of the family of Nicholas II and the discourse generated by it on images in historical video games. We have chosen Assassin’s Creed Chronicles: Russia as a specific research case. The methodology of the work is built through a combination of comparative and structural analysis. The empirical base of the study is funded by attracting original game content and rare literature, including the works of representatives of the white emigration. The author comes to the conclusion that the creators of the game used a number of historiographic concepts as the primary basis for the plot of the work, suggesting the involvement of secret societies of a global nature in the regicide. However, they refused to address such elements of “conspiracy” trends in historiography, such as the ritual nature of the crime, the interest of externa actors in the destruction of the Russian Empire, as well as the models of socio-economic and cultural development associated with it. The latter was primarily due to marketing considerations, the structure of the target audience and the desire to avoid accusations of inciting anti-Semitism.