Centrifugal and Centripetal Forces Driving Russian Language Norms

Abstract

Русский язык как плюрицентрический демонстрирует различия в произношении, лексике, синтаксических структурах и региональную специфику грамматических отклонений. Навязать норму сложно даже в метрополии и вряд ли возможно в диаспоре, где реалии принимающих стран оказывают сильное влияние на тот язык, на котором говорят за пределами российских границ. Даже поддержка русского языка превращается в обоюдоострый меч, так как российские институты, предлагающие его диаспорным общинам, пока отказываются признать его растущую плюрицентричность. Хотя с момента распада Советского Союза прошло почти 30 лет, российское наследие остается сильным на постсоветском пространстве, и многие страны продолжают использовать русский язык в общественном пространстве и в образовании. Региональные разновидности русского все больше отходят от «московской нормы», хотя и по-прежнему доминируют в культурном отношении. Новые европейские границы и экономические условия предусматривают появление новых правил использования традиционных международных языков. Дебаты о норме и борьбе за дву- и многоязычие характеризуют нынешнюю ситуацию с русским языком в мире. В то же время важно отметить, что из-за транснациональных связей диаспор, глобализации российских электронных СМИ и растущей коммерциализации русского языка он часто используется в качестве лингва франка на территории бывшего Советского Союза и в странах проживания иммигрантов. Чтобы обеспечить взаимопонимание в коммуникации, требуется высокая степень устойчивости основных языковых особенностей. Русскоговорящие поддерживают свой язык и борются за сохранение его статуса всякий раз, когда чувствуют недостаток уважения или пренебрежение к нему в странах своего проживания или же когда видят экономическую выгоду в его использовании.

Russian, as a pluricentric language, demonstrates differences in pronunciation, lexis, syntactical structures, and regional specificity of grammar deviations. The imposition of a norm, which is difficult even in the metropolis, is hardly possible in the diaspora, where host countries’ realities have a strong impact on the Russian language spoken outside of Russian borders. Even support of the Russian language turns into a double-edged sword, as Russian institutions offering it to the diasporic communities refuse to admit the growing pluricentricity of the Russian language. Although almost 30 years have passed since the dissolution of the Soviet Union, Russian heritage remains strong in the post-Soviet space, and many countries continue using Russian in public settings and in education. Regional varieties of Russian increasingly drift away from the “Moscow norm”, although it still dominates culturally. New European borders and economic conditions stipulate new regulations in the use of traditional international languages. The debate on the norm and the struggle for bi- and multilingualism characterize the current situation with the Russian language in the world. At the same time, it is important to point out that due to diasporans’ transnational ties, globalization of Russian electronic media, and growing commodification of Russian, it is often used as a lingua franca on the territory of the former Soviet Union and in immigrants’ host countries. This requires a high degree of stability of the main linguistic features to ensure mutual understanding in communication. Russian speakers stick to their language and elevate its status whenever they feel mistreated or underrepresented in their countries of residence, or when they see economic benefits in its use.