Камни-валуны в преданиях о первых насельниках края: динамика этнокультурной традиции Северного Прикамья

Abstract

В статье на примере почитаемых в Северном Прикамье камней-валунов рассматриваются традиционные механизмы семиотизации природного ландшафта. Выбранный автором подход определили современные тенденции изучения культа камней, в частности сдвиг от поиска «следов язычества» к другим возможным авторитетным моделям, повлиявшим на имеющиеся мифоритуальные представления и практики. Автор подробно рассматривает две этнолокальные традиции, существующие в Юсьвинском и Гайнском районах Коми-Пермяцкого округа Пермского края. Материал исследования включает этнографические свидетельства и фольклорные тексты XIX — начала XXI в., в том числе записи Л. С. Грибовой и новые полевые данные, часть которых ранее не публиковалась. В одном из случаев обнаруживаются две конкурирующие этиологические интерпретации валуна, при этом христианская (камень — седло Ильи Пророка) постепенно вытесняет «богатырскую» версию его появления. Основным предметом рассказывания становятся многократные перемещения валуна в пространстве, преодолевающие естественную неподвижность камня и служащие — наравне с историями об исцелениях — подтверждением его чудесных свойств. Во втором случае валуны оказываются материализованной памятью о первых насельниках края — богатырях, силачах; возникают контаминированные сюжеты, в которых местный богатырь Пера заменяет плывущего на камне святого Стефана Пермского. Критерием особого семиотического статуса камня, его выделенности из нейтрального ландшафта, является появление собственного названия. Делается вывод, что формы почитания трех описанных в статье камней, известные по свидетельствам XIX в. и более позднего времени, складываются не раньше заселения территории в конце XVI — первой трети XVII в., на фоне контактов с русскими. Возможность учесть данные за более чем столетний период позволяет показать пластичность коми-пермяцкой традиции, связанной с мифологизацией камней-валунов.

This article is devoted to the traditional mechanisms of semioticisation of natural landscape, which are considered with reference to revered boulder stones of Northern Prikamye. The approach chosen by the author is determined by modern trends in the study of the cult of stones, more particularly, the shift from the search for “traces of paganism” to other possible models that influenced the existing mythological ideas and practices. The author closely examines two ethno-local traditions functioning in Komi-Permyak District, Perm Region, i.e. in Yusvinsky and Gainsky Districts. The research material includes ethnographic facts and folklore texts of the nineteenth — early twenty-first centuries, including the records of ethnographer L. S. Gribova and new field data, some of which have not been published before. In one of the cases, in the village of Arkhangelskoe, Yusvinsky District, two competing etiological interpretations of the boulder are found. The Christian explanation (the stone is the “saddle” of prophet Elijah) is gradually replacing the “heroic” version of the appearance of the stone (the “saddle” that fell from the bogatyr’s horse). The main subject of the storytelling is multiple movements of the boulder in space, overcoming the natural immobility of the stone and serving — along with stories about the healings of people — confirming its “miraculous” properties. The second case was recorded in a remote, inaccessible part of Gainsky District. There, boulders serve as a materialised memory of the first inhabitants of the region — brothers-bogatyrs / strongmen. There are contaminated plots in which the local hero Pera replaces St Stefan Permsky floating on a stone. The criterion for the special semiotic status of the stone, its separation from the neutral landscape, is the appearance of its own name (oronym). Apparently, the forms of veneration of the three stones described in the article, known from the evidence of the nineteenth century onwards, did not develop until the settlement of these territories at the end of the sixteenth — first third of the seventeenth centuries, in a situation of contacts with Russian peasants. Taking into account data from over a century allows the author to show the flexibility of the Komi-Permyak tradition aimed at mythologising boulder stones.