Шведские документы донационального периода как источник исследования русской антропонимии Карелии

Abstract

Статья посвящена исследованию шведских документов конца XVI — первой трети XVII в., в которых отражена антропонимическая система Кексгольмского лена, территории, отошедшей к Швеции после Столбовского договора. Здесь сложился уникальный ономастикон, совместивший христианские именники разных конфессий и этносов. Из него для анализа выделены антропонимические единицы, имеющие русские маркеры. Материал демонстрирует сохранение особенностей русской системы именования человека: продолжают функционировать некалендарные личные имена; календарный именник характеризуется тезоименностью, большим количеством модификатов, русифицированные имена имеют грамматические черты, отличающие его от соответствующего христианского западноевропейского именника; патронимы, образованные на базе данных единиц, оформлены по правилам русской системы; модели именования разнообразны, но преобладает двухкомпонентная формула «личное имя (календарное, чаще модифицированное, или некалендарное) + патроним». Достаточно частотны прозвища, создаваемые согласно русским принципам и мотивам номинации. Перечисленные явления широко распространены на бывших русских территориях, однако отмечаются и на смежных с ними ареалах. Русский ономастикон, как более сильный, оказывает влияние на неславянский, что проявляется в использовании русских модификатов личных имен и трехкомпонентных моделей именования лиц.

The article deals with the late 16th — early 17th centuries Swedish documents that reflect the anthroponymic system of Kexholm County, one of the territories ceded to Sweden by the Treaty of Stolbovo in 1617. This led to the formation of a unique onomasticon which combined Christian names of different religions and ethnic groups. The author analyses Russian anthroponymic units as documented in the above sources and conclude that they all have features proper to the Russian system of personal naming of that period: non-calendar personal names are preserved; calendar names are few in number and display a great variation of forms; russianised names have grammatical properties that distinguish them from corresponding West European Christian names; patronyms derived from those names are formed according to Russian patronymic patterns; naming formulas may vary, however, the binomial pattern ‘personal (calendar, most often modified, or non-calendar) name + patronym’ prevails. The studied documents contain a considerable number of nicknames made up following Russian patterns and onomasiological models of naming. The author shows that all these features were widespread on the former Russian territories and in some neighbouring areas. Also, Russian onomasticon had a strong impact on the non-Slavic onomasticon which manifested itself in the emergence of modified Russian names and trinomial patterns of personal naming.