Бег времени Анны Ахматовой: от личной сигнатуры до эмблемы поколений

Abstract

Логика статьи подчинена исследованию сложного «скрещения судеб» творческого пути Анны Ахматовой и жизни трех поколений, участником и свидетелем которой она была. Показано, что преломление трех эпох в биографии и творчестве поэта, обеспечившее образу Ахматовой эмблематичность, обусловлено историзмом как доминантной чертой ее поэтического мировидения. Выделены и описаны три личные сигнатуры поэта, востребованные временем: лунная дева, колдунья, пророчица Серебряного века; плакальщица, мать, жена, взявшая на себя миссию поминовения погибших в тюрьмах, лагерях, во время войны — в 1930–1940-е гг.; классик русской поэзии, ставший подлинным воплощением связи времен для молодого поколения поэтов в 1960-е гг., что отразилось в множественности и разнообразии «царских» сигнатур-инсигний Ахматовой, создаваемых ею на страницах «Записных книжек», моделируемых ее современниками в мемуарах (зачастую при известном участии поэта), а также — в визуальном коде: от портретов до фотографий, относящихся к разным десятилетиям. Важно, что образ поэта, преломившись в зеркалах каждой из непохожих друг на друга эпох, позволяет и самому времени отразиться в «ахматовских зеркалах». Наиболее драматичные моменты «некалендарного двадцатого века» во многом связаны с ее личной и поэтической судьбой, ставшей одним из воплощений судьбы — «трагической симфонии» ее поколения. Особое внимание уделяется самообозначению сакрального характера, которое предназначено Ахматовой не для времени, но для вечности, является своеобразным тайным кодом, могущим быть расшифрованным только поэзией и поэтами.

The logic of this article comes from the research of the intricate “crossing of destinies” in the life and creative journey of Anna Akhmatova and in the life of three generations which she witnessed and shared. The study demonstrates that the deflection of the three epochs in Akhmatova’s biography and creative work, which made her image emblematical, is integral to historicism as a dominant feature of her poetical world perception. The authors distinguish and characterise three personal signatures of the poet demanded by the time: a lunar maiden, sorceress, and prophetess of the Silver Age; a mourner, mother, and wife who took up the mission of praying for those who died in prisons and camps during the war between the 1930s and 1940s; a classic of Russian poetry, who became an authentic incarnation of the link of times for the young generation of poets in the 1960s. It is represented in the multiplicity of Akhmatova’s “imperial” signaturesinsignias, which she created in her Notebooks, and her contemporaries reflected in their memoirs (sometimes with the participation of the poet). Additionally, they were realised in the visual code, namely portraits and photographs, dating back to different decades. It is important that having been reflected in the mirrors of various epochs, the poet’s image lets time itself be reflected in “Akhmatova’s mirrors”. The most dramatic moments of “not what the calendars say, but the real Twentieth Century” are mostly the parts of her private and poetic life, as her destiny was the embodiment of the “tragic symphony” of her generation. Special attention is paid in the article to the self-designation of sacral nature, which Akhmatova intends not for time, but for eternity, it is a unique secret code, which can be decoded only by poets and poetry itself.