Форма повествования в цикле А. И. Солженицына «Крохотки» как авторский способ оценки «советскости»

Abstract

В статье на материале первого (раннего, 1958–1960) цикла А. И. Солженицына «Крохотки» осуществлена попытка проследить авторское отношение к советской действительности, в которой «Крохотки» и были созданы. Специфика исследуемых текстов состоит в том, что Солженицын — «человек советский», «продукт» советской эпохи — демонстрирует критическое отношение к homo soveticus. Этот парадокс осознает и сам автор, то причисляющий себя к коллективному мы, от лица которого ведет повествование, то, наоборот, позиционирующий себя как я — субъект, смотрящий на советскую действительность извне. Соответственно, в зависимости от ситуации в «Крохотках» варьируются и формы повествования. В каждом случае доминирующую форму повествования представляется возможным определить по субъектным тематическим цепочкам, которые в «Крохотках» представлены в основном местоименными и нулевыми номинациями. Как показал частотный анализ, зависимость числа номинаций от объема текста отсутствует: тематические цепочки проявляются в тексте в том количестве номинаций, которое необходимо автору для выражения себя на фоне или в составе изображаемого. Именно на основе номинаций-субститутов (местоимений) выявлено преобладание мы-формы в цикле, что неизбежно объясняется включением повествователя себя в число homo soveticus. Показано, что форма я-повествования часто оказывается связана с природным окружением, с тем вековым, тысячелетним, вечным, что пыталась сломать «советскость». Безусловно критическое отношение автора к этим попыткам прослежено отдельно в каждой «Крохотке» через посредство событийных знаков, знаков-ритуалов и вещных знаков.

Referring to Solzhenitsyn’s first early cycle Miniatures (Rus. Krokhotki) (1958–1960), the article attempts to trace the author’s attitude toward Soviet reality wherein Miniatures were created. The peculiarity of the texts studied is that Solzhenitsyn, a Soviet man, a “product” of the Soviet era, demonstrates a critical attitude towards homo soveticus. This paradox is also realised by the author himself, who considers himself a part of the collective we, on whose behalf the narrative is given, but then, on the contrary, positions himself as I — a subject looking at Soviet reality from the outside. Accordingly, depending on the situation, Miniatures vary the forms of narration. In each case, the dominant form of the narrative can be identified by subject thematic chains, which are represented in the Miniatures mainly by pronominal and zero nominations. As shown by frequency analysis, there is no dependence of the number of nominations on the volume of text: the thematic chains appear in the text in the number of nominations that the author needs to express himself as contrasted or connected with the depicted reality. It is on the basis of nominations-substitutes (pronouns) that the we-form predominates in Miniatures, which is inevitably explained by the inclusion of the narrator in the number of homo soveticus. The article demonstrates that the form of I-narration is often associated with the natural environment, with the age-old, millennial, and eternal which the Soviet era tried to break. The author’s undoubtedly critical attitude to these attempts is observed in each Miniature separately through event signs, signs-rituals, and real signs.