Книга — автор — читатель в поздних текстах В. Распутина

Abstract

В статье исследуется проблема взаимоотношений автора, читателя с художественным словом. Обращение к текстам В. Распутина как национального художника, чье творчество есть попытка нации постичь собственный путь, симптоматично. В текстах 1990-х гг. явлен новый герой — интеллектуальный пророк, близкий авторскому сознанию, для которого книга становится ориентиром и собеседником, но открывшееся знание лишено универсальности, не выходит за рамки личного опыта. В итоговой повести «Дочь Ивана, мать Ивана» писатель вынужден фиксировать, что влияние культуры на человеческую историю преувеличено, чтение книг стимулирует игру воображения, но уводит человека от исполнения родового предназначения. Все модели интеллектуального мессианства отступают перед интуитивно постигаемой истиной, открывающейся персонажам «вдруг» по высшей воле. В поздних текстах автор оспаривает и постулаты официальной церковности, и безусловность книжных идеалов, и саму логику истории. Он выступает с альтернативной программой, укорененной в национальном варианте веры (старообрядчество) и слове проповеди.

The article studies the issue of relationships between the author and the reader with artistic writing. The reference to V. Rasputin’s texts as a national artist whose creative work is the nation’s attempt to comprehend its own way is significant. In his 1990s texts, the writer introduces a new character, that of an intellectual prophet that is close to the writer’s consciousness and for whom the book becomes a beacon and interlocutor but the new knowledge is not universal nor is it part of personal experience. In his final story Ivan’s Daughter, Ivan’s Mother, the writer has to state that the influence of culture on human history is overestimated, that reading stimulates imagination but sends him off the road to his family predestination. All the models of intellectual messianism retreat to the background when contrasted by the intuitively comprehended truth that the characters are granted suddenly by a superior force. In his late texts the author argues the postulates of official religiosity, the unconditional character of bookish ideals, and the logic of history itself. He puts forward an alternative programme rooted in the national version of faith (Old Belief) and the word of sermon.