Il parlait assez bien français et plusieurs langues: Foreign Language Acquisition and the Diplomatic Self-Fashioning of Prince Boris Ivanovich Kurakin

Abstract

Автор обращается к проблеме освоения французского языка как для определенного уровня общения в бюрократически-властных структурах, так и для продвижения по карьерной лестнице. На основе биографии князя Б. И. Куракина (1676–1727), чрезвычайного и полномочного посла в Париже (1724–1727), раскрывается вопрос о возможных причинах принятия французского языка в контексте развития дипломатии XVIII в. Исследуется то, когда и каким образом князь Куракин научился столь искусно говорить по-французски, что произвел благоприятное впечатление на своего собеседника Луи де Рувруа, герцога Сен-Симона (1675–1755). Автор предполагает, что ответ следует искать не в России или Франции, а в Польше и Италии, и не в залах официальных учебных заведений, а в сетях личных связей, которые поддерживались Куракиным через непосредственное общение и через эпистолярный обмен. Этот краткий биографический обзор развития «языковой личности» князя демонстрирует опосредующую роль ряда языков (русского, польского, и итальянского) в переходе от латыни к французскому как lingua franca международной дипломатии. В статье подчеркивается тесная связь между изучением иностранного языка и дипломатическим самосотворением и показывается, как знание языков могло быть использовано дипломатом раннего Нового времени для достижения личных и профессиональных целей. Автор демонстрирует, что отдельные посредники – особенно знатные служители империи, обладающие широкими языковыми познаниями и обширными международными связями – играли активную роль в создании самого понятия «европейского» стиля дипломатии, основанного на культурном доминировании французского языка.

Using the example of Prince B. I. Kurakin (1676–1727), the Imperial Russian diplomat who served as extraordinary and plenipotentiary ambassador to France (1724–1727), this article seeks to contribute to the ongoing discussion about the possible reasons for the adoption of French as the language of international communication in general and eighteenth-century diplomacy in particular. It asks when the Moscow-born Gediminid prince learned to speak French and how this non-native speaker of the language became proficient enough to impress a finicky and fastidious interlocutor like Louis de Rouvroy, duc de Saint-Simon (1675–1755). The author suggests that the answer to these questions lies not in Russia or France, but in Poland and Italy; and not in the halls of formal educational institutions, but in the networks of personal connections that were sustained as much by face-to-face communication as by written correspondence. This brief biographical survey of the development of Prince Kurakin’s “linguistic personality” demonstrates the mediating role of modern, vernacular languages (Russian, Polish, Italian) in the transition from Latin to French as the lingua franca of international diplomacy. It also emphasizes the intimate connection between foreign language acquisition and diplomatic self-fashioning, showing how linguistic knowledge could be instrumentalized for both personal and professional advancement. In doing so, it illustrates the active role that individual brokers – especially, but not exclusively, aristocratic royal servitors with broad linguistic skills and extensive international connections, like Prince Kurakin and the duc de Saint-Simon – played in creating the very notion of an early modern “European” style of diplomacy based on the cultural dominance of the French language.