«Исключенные из памяти»: проблема наследования национальной истории

Abstract

Рассматривается проблема полного или частичного «исключения» или «самоисключения» из наследования официальных нарративов национальной истории (выстроенных, как правило, в антагонистической логике) потомков «сложного наследия», то есть людей, в семейной истории которых одновременно оказались представители взаимоисключающих групп. В условиях доминирования в публичном пространстве какого-либо одного дискурса либо ситуации конкуренции антагонистических дискурсов национальной истории потомкам «сложного наследия» приходится самостоятельно справляться с внутренним напряжением и дискомфортом (если они возникают). В статье в контексте общеевропейских тенденций на примере конкурирующих дискурсов национальной истории в России – «Триумфа» (победы в Великой Отечественной войне) и «Трагедии» (эпохи политических репрессий), а также наиболее массовой публичной практики памяти, посвященной героям Великой Отечественной войны – акции «Бессмертный полк», – автор показывает и анализирует разные варианты подобных реакций. Основой для анализа стали 40 глубинных интервью, взятых автором в 2021–2023 гг. у потомков третьего, четвертого и далее поколений от репрессированных (а также воевавших и по-другому проявивших себя в прошлом) предков. Автор пирается на концепт антагонистической памяти, дополненный идеями Ц. Тодорова о принципах работы с «трудным прошлым», на теорию постпамяти М. Хирш и др. Проведенное исследование позволило сделать ряд выводов: во‑первых, переживание «исключения» из национальной истории ввиду отсутствия кровных предков, дающих право на «включение» в «основополагающий миф нации», действительно существует; во‑вторых, в условиях даже неравной конкуренции антагонистических дискурсов потомки «сложного наследия» оказываются зажаты между узкими рамками каждого из них, а необходимость соответствовать заданным извне критериям и одновременно невозможность это сделать приводят к сопротивлению навязанным публичным антагонистическим моделям осмысления прошлого; в‑третьих, «исключенные» из национальной истории в том или ином виде потомки собирают, сохраняют и передают как наследие свои семейные истории.

This article considers the (partial) “exclusion” or “self-exclusion” of the “complex heritage” descendants from the “inheritance” of the official narratives of national history. As a rule, such discourses rely on antagonistic logic. In the article, the idea of “complex heritage” descendants denotes people whose family history includes both representatives of mutually exclusive groups (from the point of view of different public discourses of memory). When any single discourse is dominant in the public space or in a competition between antagonistic discourses of national history, descendants of “complex heritage” must independently cope with the emerging internal tension and discomfort (if they arise). In this article, in the context of common European trends, the author shows and analyses different options for such reactions with reference to competing discourses of national history in Russia, i. e., “Triumph” (Victory in the Great Patriotic War) and “Tragedy” (the era of political repression), as well as the most massive public practice of memory dedicated to the Great Patriotic War heroes: the civil event known as the “Immortal Regiment”. The analysis refers to forty indepth interviews conducted by the author in 2021–2023 with descendants of the repressed from the third, fourth, and further generations (as well as those who fought and showed themselves differently in the past). The author relies on the concept of antagonistic memory, supplemented by the ideas of Ts. Todorov on the principles of working with the “difficult past”, the theory of post-memory by M. Hirsch and others. As a result of the research, the author draws the following conclusions: first, the experience of “exclusion” from national history due to the lack of blood ancestors that give the right for “inclusion” into the “fundamental myth of the nation” really exists; second, in the conditions of (even unequal) competition of antagonistic discourses, the descendants of the “complex heritage” find themselves constrained between the narrow limits of each of them. At the same time, the need to meet externally set criteria and the impossibility of doing this lead to resistance to the imposed public antagonistic models of understanding the past; finally, those “excluded” from national history in one or different interpretations thereof, the descendants collect, preserve, and transmit their family histories as “heritage” in the full diversity and inconsistency, as life itself, and the circumstances in which their ancestors were placed.