Romanticization and Demonization: Galician Landscapes in Russian Combatants’ Narratives During the Great War

Abstract

Первая мировая война является одной из решающих цезур антропоцена, когда тип военных действий и развал империй усилили деструктивный характер взаимодействий человека и природы, изменили геологический и культурный облик ландшафтов Центральной и Восточной Европы. Столкновение армий Первой мировой войны с чужеродными ландшафтами и милитаризированной окружающей средой оставило яркий след в источниках личного происхождения. Образ природы как неконтролируемой силы и объекта воздействия проходит через широкий спектр текстовых и визуальных источников: от ведомственной документации до личной переписки, от пропагандистской кинохроники до частных фотографий. Образы уничтоженных или преображенных в ходе войны ландшафтов, исходящие от них эпидемиологические и климатические угрозы выступали в качестве фактора формирования экзистенциального опыта комбатантов в той же степени, что и реальные кратковременные сражения. На фоне универсализации опыта стран Западного фронта в существующих исследованиях по экологической и пространственной истории Великой войны специфика переживания и рецепции маневренных беллигеративных ландшафтов Восточного фронта остается лакуной источникового и методологического плана. Статья посвящена изучению горизонтов ожидания и приемов конструирования окружающей среды в индивидуальных нарративах комбатантов, значения беллигеративных ландшафтов в формировании специфических поведенческих стратегий и практик на Восточном фронте первой индустриальной войны. На основе анализа эго-документов определяется спектр моделей антропоморфизации объектов и явлений окружающей среды в оккупированной Галиции от их романтизации до демонизации. В центре изучения находится восприятие беллигеративных ландшафтов в зависимости от культурного багажа, предшествующего военного опыта, принадлежности к роду войск, плотности контактов с гражданскими лицами, населяющими милитаризированные пространства. Одним из ключевых тезисов является предположение, что означивание военизированной окружающей среды через литературные, эпидемиологические, антисемитские и т. п. призмы способствовало нормализации смертельного ужаса войны, негативного боевого опыта, траура и ностальгии по утратам.

In terms of environmental history, the First World War represents one of the most significant information gaps of the Anthropocene, where the type of warfare and the fall of empires intensified the destructiveness of the interaction between people and nature, changing the geological and cultural characteristics of Central and Eastern European landscapes. The collision of mass armies with foreign landscapes and militarized natural environments left an indelible stamp on personal accounts of the Great War. The imagery of nature, both as an uncontrollable force and as an object of impact, abounds in a broad diversity of textual and visual sources, which range from official documentation to private correspondence and from propaganda newsreels to personal photographs. It appears that pictures of landscapes destroyed or transformed by war (as well as the related epidemiological and climatic threats) contributed to shaping combatants’ existential experience to the same degree as short military operations. Unlike the universalized experience of the Western Front countries in the available literature on the environmental and spatial history of the First World War, the multiple ways in which mobile belligerent landscapes of the Eastern Front were experienced and perceived are yet to be addressed documentarily as well as methodologically. The article aims to reconstruct the horizons of expectation and environment construction strategies in combatants’ individual narratives and to identify the meaning of belligerent landscapes in the formation of specific behavioral strategies and practices on the Eastern Front of the world’s first industrial war. The analysis of ego-documents (letters, diaries, and memoirs) left by participants of WWI has identified a diversity of models for anthropomorphizing environmental objects and phenomena on the Eastern Front, which range from romanticization to demonization. The author aims to establish the way the perception of belligerent landscapes depends on the cultural baggage, prior experience of warfare, military branch, and the density of contacts with civilians populating the militarized spaces. One of the key messages of this study is the suggestion that the militarised environment’s signification through religious, literary, epidemiological anti-Semitic and other lenses contributed to the normalization of combatants’ mortal terror of war, their negative military experience, mourning, and nostalgia for the lost life-worlds.