Антропонимический код в украинской демонимии

Abstract

Предметом анализа в настоящем исследовании избираются антропонимы, используемые для обозначения черта и включенные в тексты карпатоукраинской народной мифологической прозы. В восточнославянской демонологии в целом такие случаи, когда имя собственное выступает в качестве названия черта (ср. термин антúпка), являются редкостью, тогда как в поверьях и быличках украинских Карпат наблюдается неожиданное «сгущение» подобных номинаций: в бойковских и гуцульских говорах эвфемистической заменой слова «черт» служат следующие мужские имена: антипко, олекса, юрко, панько, андрей, андрейко, антось, мiлько, микита, михасько, федьó, фéдько, петрусь, юзик, iваньцо и др. Все они относятся к такой разновидности чертей, которая в славянской демонологической системе образует класс духов-обогатителей, их происхождение связано с душами умерших некрещеных детей (т. е. не прошедших через обряд имянаречения). География распространения указанных украинских антропонимических названий черта совпадает с территорией бытования мифологических представлений о том, что тайно похороненные выкидыши или погубленные незаконнорожденные дети могут превратиться в нечистую силу, если их не окрестить и не наделить именем. Поэтому считалось необходимым при встрече с летающими по ночам загубленными детскими душами называть их мужскими или женскими именами (например, Адам — Ева) — это облегчило бы им переход на тот свет. Можно предположить, что отмеченная для карпатоукраинской мифологии традиция называть черта мужскими именами связана с обычаем символического имянаречения душ умерших детей ради того, чтобы они смогли обрести покой на том свете, ибо в противном случае безымянные души по прошествии 7–12 лет якобы превращаются в злых духов. Устойчивая для всех вариантов уменьшительно-ласкательная форма этих антропонимов позволяет восстановить их первичное употребление по отношению к грудным младенцам. Попытке объяснить причины именно такой (карпатоукраинской) локализации многочисленных антропонимов в роли демонологических терминов посвящается настоящая статья.

The study deals with personal names used as euphemisms for devils in the Carpathian-Ukrainian folk epic tradition. This function is quite uncommon of proper names in the East Slavic demonology (cf. the term antípka), while the beliefs and tales of the Ukrainian Carpathians feature a surprisingly high concentration of those: in the Boikov and Hutsul dialects, the euphemistic replacement of the word ‘devil’ associates with the following male names: antipko, oleksa, yurko, pan’ko, andrey, andreiko, antos’, mil’ko, mikita, mikhas’ko, fyodó, fedkó, petrus’, yuzik, ivan’tso, and others. In the Slavic demonological system, all of them refer to a particular class of evil spirits associated with the souls of the dead unbaptised children (that is, those denied of the Christian rite of name-giving). Geographically, the distribution of these Ukrainian names overlaps with the territory known for the mythological beliefs that secretly buried miscarriages or ruined illegitimate children can turn into evil spirits if left unbaptised and unnamed. Therefore, the superstition had it to call the ruined children’s souls fl ying at night by male or female names (for example, Adam — Eve) to let them slip away to the other world. Hypothetically, one can relate the characteristic tradition of Carpathian-Ukrainian mythology to call the devil by masculine names to this custom of symbolic naming of dead children souls aimed to help them find peace in the other world, for otherwise these souls would turn into evil spirits after 7–12 years. The invariably diminutive form of these anthroponyms also points to their original reference to infants. This article attempts to explain this specific (Carpathian-Ukrainian) localization of numerous personal names used as demonological terms.