Партимофей Тургенев и его странное имя

Abstract

В настоящей работе рассматривается нетривиальный случай выбора и функционирования имени одного из представителей рода Тургеневых, жившего в XVII столетии. Этот частный казус позволяет обратить внимание на некоторые общие процессы эволюции русской ономастики, совершавшиеся в эпоху первых Романовых на престоле и в раннее Петровское время. Мы видим, как религиозно-культурная ориентация самодержцев влияет сначала на их ближайшее окружение, а затем и на общество в целом, причем традиция выбора имени до определенной степени отражает магистральные тенденции эпохи, а в некоторых аспектах остается явлением самобытным, развивающимся по собственным, внутренним принципам. В фокусе внимания оказывается ряд экзотических и/или искусственно сконструированных антропонимов, которые до поры до времени могли фигурировать как монашеские или крестильные, но редко проникали в сугубо светские документы. Их появление в повседневном обиходе становится одним из первых симптомов общей перестройки системы полиномии, когда у одного человека за жизнь могло накопиться до четырех-пяти личных именований, христианских и нехристианских, мирских и монашеских. Помимо всего прочего, в работе продемонстрировано, что оказавшееся в центре нашего внимания имя Партимофей (Портимофей) могло быть образовано по двум разным моделям, причем существование двух равновероятных гипотез относительно этого имени порождено не какой-то исследовательской нерешительностью, а спецификой того переходного этапа, когда на первый план выходили решения, к которым самая традиция еще не приспособилась. В ту пору составители светских документов вдруг столкнулись с необходимостью заносить в текст непривычные, прежде чуждые мирской повседневности имена, и форма Партимофей оказалась причудливым результатом освоения неосвоенного.

This paper dwells upon an uncommon precedent of choice and functioning of a name of a 17th century member of the Turgenev family. This individual case draws our attention to certain common processes of Russian onomastics evolution in the era of the first Romanov tsars and the early Petrine period. One can see how religious and cultural orientation of the monarchs first infl uences their immediate circle and then — the society as a whole. The name-choosing tradition refl ects, to some extent, the dominant trends of that era, but remains an original phenomenon evolving in accordance with its own patterns. The paper focuses on exotic and/or deliberately constructed personal names that could have existed as monastic or baptismal names but rarely made their way into lay documents. Their emergence in everyday use attests to a general overhaul of polyonymy system where a single individual could have received up to 4 or 5 personal names, both Christian and non-Christian, both lay and monastic, during their lifetime. Furthermore, the paper demonstrates that the name Partimofey (Portimofey) could have emerged under two diff erent patterns. Moreover, the reason behind the two equally plausible hypotheses concerning this name is not some indecisiveness on part of the researchers, but rather the specifi cs of the transitional stage when the tradition itself had not yet adapted to the options brought to the foreground. Back then, the authors of lay documents were faced with a challenge of writing down unusual names, previously unknown to everyday life, and the form Partimofey was a bizarre outcome of domesticating the unknown.